Прошу прощения: перенесла сюда, пока всё не будет ясно.

Эпизод 6. Глюки нового мира
***
Следующие две недели прошли в полусне.
Меня не просто тошнило - меня выворачивало наизнанку; крутило суставы, как при «ломке». Да это и была самая настоящая ломка наркомана, «соскочившего» с иглы. Со всеми соответствующими симптомами: озноб, потливость, страх, галлюцинации…
Бедная моя голова! В ней мелькали причудливые образы, все больше кошмарные.
…Какие-то зеленые люди склонялись надо мной, скалили зеленые зубы и, напичкав меня неимоверной дрянью, пытались вскрыть мой череп, чтобы проникнуть в мысли. Голова трещала от боли. Я отпихивал зеленых руками, орал и иногда, кажется, даже кусался…
Но в один прекрасный день все закончилось, и я понял, что это был бред.
читать дальшеНоги все еще не подчинялись мне, и двигались так, как им было угодно. У каждой проявлялись какие-то свои собственные, непонятные мне желания, будто они никак не могли договориться, в какую сторону им идти. Поэтому чаще всего безалаберно путались между собой, как цепляющиеся друг за друга после основательного кутежа приятели, которым трудно самостоятельно поддерживать вертикальное положение.
Подумывая о том, что останусь инвалидом, я впал во власть сильнейшей депрессии, и стал угрюмее воспетого знаменитым поэтом Терека, так что собеседник из меня был более чем никудышный. Мне не только разговаривать, мне видеть никого не хотелось.
Впрочем, Зорана я и так видел нечасто. После того, как я пришел в себя, он постоянно пропадал где-то в лесу, уходя по своим егерским делам еще засветло, до Первого Грохота, как тут это называли. Ивак с Тосиком большую часть времени тоже отсутствовали: то ли уходили с отцом, то ли были чем-то заняты. (Как я узнал чуть позже, занимались сбором тех самых пуговиц, столь пренебрежительно упомянутых Зораном… Но об этом – дальше).
Так что все время, пока я был совершенно беспомощен, со мной проводила Петра, которой меня препоручили.
Я едва переносил ее присутствие, не прогоняя только потому, что даже на это не было сил. И мечтал только об одном: чтобы меня наконец оставили в покое. Однако моей маленькой мучительнице до моего желания не было никакого дела.
Каждое утро, если случалась хорошая погода, Петра помогала мне доковылять до старого плетеного кресла на террасе перед домом, откуда открывался совершенно изумительный вид на окрестные холмы и леса. И я, лишенный возможности двигаться, просиживал там весь день, «наслаждаясь» зрелищем громыхающего солнца, к которому довольно-таки быстро привык, и беззаботным щебетом Петры, к которому привыкнуть было решительно невозможно, ибо она почти не закрывала рта!
Мое сумрачное настроение ее, похоже, нисколько не тяготило, и она с удовольствием болтала за двоих, позволив мне хмуро отмалчиваться.
Сначала она чрезвычайно раздражала и утомляла меня своим многословием, но потом, когда тоска стала понемногу отступать, я стал прислушиваться, и, благодаря Петре, узнал много интересного о месте, в котором очутился, и в котором мне предстояло пробыть еще неизвестно сколько времени.
Я словно коллекционировал маленькие цветные кусочки мозаики, из которых постепенно, день за днем, складывал величественную картину нового мира.
Чем-то он был сродни нашему, однако некоторые вещи поставили бы наших ученых просто в тупик. То же грохочущее солнце, к примеру…
Или огурчики. Которые…
Но лучше расскажу по порядку.

Эпизод 7. Битва с огурцами

***
Перед террасой было разбито несколько грядок, засаженных всякой съедобной зеленью: луком, петрушкой, - в общем, тем, что мило сердцу и желудку каждого огородника-любителя. Росли тут, разумеется, и огурцы. Правда, не гладкие, как у нас, или с пупырышками, а сплошь покрытые коротким нежным пушком, - как кожица киви.
Но мне было все равно, и я решительно не обращал на них никакого внимания, - до тех пор, пока как-то утром Петре не пришло в голову заняться сбором урожая.
Поставив возле крыльца большое лукошко, она повязала передник и решительно, так, словно собралась с кем-то воевать, направилась к грядке. Мне предстояло стать невольным свидетелем ее «битвы».
Нарвав целый подол огурцов, Петра принесла их к террасе, высыпала овощи в корзину и направилась за новой партией. Но пока она вновь наполняла свой передник, лежавшие в плетенке огурчики вдруг… зашевелились и один за другим стали бодро выпрыгивать наружу.
Это меня настолько поразило, что я окончательно пришел в норму и впервые после долгого периода угрюмости засмеялся.
Девушка тут же повернулась на мой смех, заметила, что урожай разбегается, досадливо вскрикнула и бросилась за огурцами вдогонку. (Вспоминая тот день, я думаю, затеяла это Петра не без умысла: ей хотелось как-то расшевелить меня, заставить улыбнуться… И ей это удалось).
Зрелище, скажу я вам, было презабавное!
Представьте себе этакие маленькие зеленые шерстяные колбаски, резво улепетывающие от раскрасневшейся пятнадцатилетней валькирии!
Петра гоняла их по двору, как стайку глупых утят, - покрикивая и подгоняя прутиком к кошелке, а огурчики ловко уворачивались и норовили откатиться как можно дальше!
Давясь от смеха, я посоветовал рассерженной Петре воспользоваться сачком; к моему удивлению, она так и сделала, и скоро все зеленые беглецы оказались в корзине, надежно прикрытые плотной крышкой. Через пару минут они успокоились и стали тихими, как и положено нормальным, уважающим себя овощам.
Так вот что имел в виду Зоран!.. Выражение «бегать как огурчик» было не идиоматическим, а буквальным!
Несмотря на то, что ноги еще не позволяли мне скакать с таким же проворством (даже с помощью Петры я с трудом доползал до террасы), я несколько приободрился и иногда даже позволял себе пошутить над своими безвольными конечностями.
Кстати, из разговоров я понял, что мой «чепуховый паралич» не имеет никакого отношения к слову «чепуха», а происходит от слова «чепуховник» - названия кустарника, испускающего в период цветения особые фитонциды, действующие на человека сначала как веселящее средство, а потом вызывающие у него временное омертвение нервов.
Если же вдыхать запах цветов достаточно долго, наступает спазм дыхания.
Зоран выразился по этому поводу проще: «Чепуховник - та еще дрянь: сначала кайф; потом ноги отнимаются; потом - бред, глюки, а потом все - ХРЕНАК…»
М-да… Кто бы мог подумать! Оказывается, невинно цветущие кустики едва не стали последним букетом на моей могилке.
До последнего пункта, к счастью, не дошло, - Зоран подобрал меня очень вовремя, - но все «прелести» первых трех я испытал на себе в полной мере…
Там, где я очутился, переместившись СЮДА, чепуховник, вдобавок ко всему, соседствовал вперемешку с росником, - еще одним наркотическим растением. Ядовитая роса, испаряющаяся на восходе солнца с его листьев, усиливает действие других растительных ферментов. Сочетание это очень токсично, и поэтому находиться в таком месте чрезвычайно опасно. Особенно в Сезон Цветения.
Идешь в лес - бери защитную дыхательную маску.
Это было известно ЗДЕСЬ каждому школьнику. Но, конечно, не мне, недотепе и никчеме из другого мира, годному разве что на то, чтобы собирать пуговицы…

Эпизод 8. Дары природы
***
Не думайте, что я сошел с ума. Просто в силу некоторых здешних особенностей местная природа оделяла человека многими предметами, изготовлением которых в нашем мире ведала промышленность.
Зоран и его дети, живя в Лесу, вынуждены были как-то зарабатывать на хлеб (даже в этом мире денег никто не отменял), поэтому занимались тем, что поставляли в Город «продукцию» местных дебрей – язык не поворачивается назвать это «плодами» - пуговицы, кнопки и прочую фурнитуру, гребни, веревки……- в общем, далеко не полный набор того, что давал человеку Лес.
У Зорана была лицензия на право работы с какими-то редкими растениями, - на первых порах я не понял, в чем эта работа заключалась; мальчишкам достался сбор пуговиц.
Занятие это было незамысловатое и никаких особых физических или интеллектуальных способностей не требовало. Разве что - терпения.
Обирали вы когда-нибудь малину с куста? – Если да, то сбор пуговиц вряд ли показался бы вам труднее. Знай себе срывай пуговки с веток и складывай в сумки! С этим и ребенок старше трех лет, переставший тянуть мелкие предметы в рот, спокойно справится!
Именно поэтому мальчишки, не желая заниматься, с их точки зрения, ерундой, давно уже бунтовали и порывались в Город, чтобы определиться там к настоящему делу.
Зоран был категорически против, и за ужином, в те дни, когда семье удавалось собраться вместе, я не раз наблюдал яростные «бои местного значения».
Впрочем, заканчивалось все каждый раз одинаково: Зоран резко вставал из-за стола, и, опершись о его край большими грубыми ладонями, коротко и тяжело изрекал: «Нет. Разговор закончен».
После этого мальчишки моментально смолкали. Они могли сколько угодно сверлить Зорана возмущенными взглядами исподлобья, но продолжать спор не осмеливались. Слово отца было непререкаемо.
Все начиналось заново только через несколько дней, когда страсти немного утихали.
***